Фото:
ИноСМИ
Приближается очередная годовщина введения так называемого военного положения, которое было призвано гарантировать Москве, что Польша не обретет независимости и продолжит обслуживать российские интересы. СССР, а вместе с ним весь советский блок и Польская Народная Республика прекратили существование, но означает ли это, что российская угроза исчезла?
Юзеф Пилсудский считал, что любая Россия вне зависимости от того, какой там установится режим, всегда будет угрожать польской независимости. У меня есть свой опыт, связанный с этой страной. В конце 1945 года, когда мне было всего две недели, советская контрразведка СМЕРШ арестовала моего отца Миколая Шереметьева. Больше он к нам не вернулся, пропав в СССР. Я рос в Легнице, которую называли «малой Москвой» из-за находившегося там огромного советского гарнизона. Под конец существования «народной» Польши военный суд «народной» польской армии приговорил меня к многолетнему заключению за «подрыв польско-советской дружбы». Так что знаю о российской угрозе не только из книг.
После распада СССР я внимательно следил за формированием Российской Федерации, принадлежа к числу тех, кто замечал возрождение российского империализма. Мне было совершенно ясно, что угроза вновь появится. Такие выводы можно было сделать, знакомясь с концепциями российских стратегов и геополитиков, фиксируя, как меняется российская военная доктрина, анализируя направления внешней политики, которую проводит руководство РФ.
В Варшаве этого долгое время не видели. У нас царили беззаботные настроения, ведь все были уверены, что Москва после распада СССР уже не станет вынашивать агрессивных намерений (меня спрашивали: зачем России захватывать Польшу, зачем она России нужна?). Предполагалось, что войн в Европе больше не будет, поэтому подготовка к защите собственных границ казалась излишней, к тому же наша страна стала членом НАТО, а это должно было гарантировать ей безопасность на веки вечные.
Сейчас на имперскую политику России стали обращать внимание. Впрочем, Кремль сам не скрывает своего желания создать «евразийское геополитическое пространство», уточняя даже, что оно должно простираться от Владивостока до Лиссабона. Российское руководство считает, что ему удастся сформировать подчиненное Москве «сообщество», объединяющее потенциал европейских стран, в первую очередь Германии. Благодаря этому Россия, уже в роли сверхдержавы, сможет вступить в равноправные отношения с Соединенными Штатами, а заодно и Китаем.
В Берлине, Париже, Риме, Мадриде, сталкиваются две политические тенденции. Вопрос заключается в том, чего хочет Западная Европа: пойти с Россией или сохранить прежние связи с США. Москва, со своей стороны, рассчитывает, что ослабленная проблемами с исламскими «беженцами» и цивилизационным кризисом Европа будет искать российской поддержки. Президент Владимир Путин предстает в роли человека, который умеет жестко и решительно разбираться с мусульманами (Чечня), звучат даже мнения, что он защитит христианство от исламского наступления, то есть сыграет роль кого-то вроде Яна III Собеского.
В российских имперских планах, разумеется, нашлось место и для Польши, которая, напомним, на протяжении двух последних веков 150 лет находилась под российским сапогом. Сейчас Варшава считает, что безопасность ей гарантируют США, а, значит, она выступает препятствием на пути осуществления планов Москвы в Европе.
Польша находится в важном с точки зрения России месте, в Центральной или, точнее, как писал выдающийся польский историк Оскар Халецкий (Oskar Halecki), Восточно-Центральной Европе, и может оказывать влияние на страны Балтии, Белоруссию, Украину. Этот регион занимает ключевое место в кремлевских планах. Он имеет для россиян особое значение, поскольку, не подчинив его (конечно, вместе с Польшей), Россия не сможет претворить в жизнь свои имперские планы. Мы перестанем служить препятствием, только если согласимся на статус подчиненной Москве новой ПНР. Кремль внимательно следит, не появятся ли у нас силы, которые будут готовы согласиться на такое решение (ведь у нас уже есть те, кто считает, будто в 1945 году сталинская армия нас освободила).
В любом случае размышляя о будущем польско-российских отношений, следует учитывать то, что Москва не откажется от своих великодержавных проектов и будет любыми способами стараться подчинить поляков себе. Это следует осознавать польским политическим элитам (предположим, что они у нас уже есть), органам, занимающимся формированием государственной политики, и всем полякам-патриотам. Угроза со стороны России — это для Польши величина постоянная. Россияне воспользуются любым моментом нашей слабости, любыми благоприятными для них обстоятельствами, чтобы вторгнуться в нашу страну. Есть еще один фактор, который следует учитывать: союзники Варшавы продолжают считать, что они сумеют склонить Россию стать покладистым участником международных отношений, который заботится о своем экономическом развитии и благополучии собственных граждан, а в своих действиях опирается на близкие нам ценности. Многие считают, что им удастся наладить с Москвой какой-то «диалог», благодаря которому она откажется от агрессии и насилия. Значит, на Западе всегда будут те, кто недооценивает исходящую от России опасность.
Учитывая вышесказанное, следует заняться собственной, зависящей только от нас системой обороны и аккумулировать в ней такие силы, которые заставят российские штабы счесть, что захватить Польшу будет очень нелегко, а подчинить — практически невозможно. Находит ли эта идея отражение в существующих оборонных планах и структуре наших вооруженных сил, демонстрируют ли поляки массовое желание защищать Родину — эти вопросы следует задать политикам, которые управляют военной сферой, решают, какое оружие нужно армии и какова наша стратегия обороны. Разумеется, нам следует добиваться поддержки союзников, но одновременно нужно помнить, что в трудный час нас могут бросить на произвол судьбы. Ситуация сентября 1939 года, когда Польша тщетно ждала от союзников помощи, не должна повториться. Будем надеяться, что эту проблему удастся решить в рамках с черепашьей скоростью готовящейся стратегии национальной безопасности Польши и проистекающей из нее оборонной стратегии, которой тоже еще нет, но потребность в которой давно назрела.
Вспоминая неприятные моменты прошлого, мы порой понимаем, что, действуя иначе, их можно было избежать. Умение предвидеть последствия действия или бездействия — очень ценное качество, особенно в контексте того, что наши шаги отражаются на судьбах других людей, судьбе нашего государства и его граждан. Умением предвидеть необходимо обладать в первую очередь тем, кто стоит во главе страны.
Отвечая на вопрос, сколько времени понадобится Польше для создания соответствующей современным условиям системы обороны, я бы сказал, как минимум девять лет при условии понимания того, что требуется сделать. Пора наконец это осознать (разработать оборонную стратегию) и предпринять конкретные шаги. Я призываю к этому в годовщину введения военного положения.
